Но, прежде чем остановиться подробнее на вопросе преемственности языка формы, а также самой темы в творчестве Нестерова и Рериха, хотелось бы выявить некоторые личностные моменты в отношениях двух художников.
Со стороны Нестерова отношение к Рериху было не всегда однозначным и ровным – об этом свидетельствуют письма и воспоминания художника.
Познакомился Нестеров с Рерихом, вероятнее всего, в 1893 году. Именно этим годом датирована дарственная Рериху надпись на акварели «Пустынник», сделанная рукой автора для начинающего живописца. Нестеров к тому времени был уже известным художником, картины которого приобретал сам П.М.Третьяков, а Рериху тогда было всего лишь девятнадцать лет. Позже Нестеров оценил и творчество Рериха. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что из четырех работ Рериха, которыми владеет Художественный музей г. Уфы, три произведения поступили из собрания Нестерова, основателя музея: «Идолы» (1901, эскиз), «Хоровод» (1903, эскиз), «Заморские гости» (1900-е, эскиз). Более того, когда собрание Нестерова для г. Уфы было перевезено без его ведома в родной ему город, то эскиз Рериха «Заморские гости» художник затребовал обратно, и тот хранился в семье Нестерова вплоть до 1994 года, когда был преподнесен в дар музею дочерью Нестерова Натальей Михайловной Нестеровой.
Таким образом, факты указывают на то, что в жизни художников был период, когда, по словам самого Нестерова, их связывали «отношения ничем не омраченные».[7]
Но после 1910 года, когда Рерих вышел из объединения «Союз русских художников», в деятельности которого активное участие принимал Нестеров, и затем возглавил новое объединение «Мир искусства», отношение Нестерова к Рериху, как впрочем, и в целом к новому объединению, куда вошли художники другого, отличного от нестеровского, поколения, – это отношение стало менее терпимым. Но как бы то ни было, это не помешало Нестерову и при отсутствии личных контактов достойно оценивать творчество своего современника. Так, после посещения Музея Александра III (ныне Русский музей в Санкт-Петербурге ) в 1923 году Нестеров отметит в письме к одному из своих корреспондентов: «отличный Рерих (огромный успех в Америке)».[8] Хотя, если быть до конца правдивыми, то следует упомянуть, что уже в 1924 году Нестеров пишет по поводу Рериха с раздражением: земля в то время полнилась разными слухами и домыслами в связи с пребыванием Рерихов в Америке. Но это раздражение Нестерова касалось личности Рериха, а не его творчества, в котором многое было Нестерову близко.
Об отношении Рериха к Нестерову можно судить по его Листам дневника и по воспоминаниям того же Нестерова. Так, Нестеров вспоминает чествования в свой адрес в связи с персональными выставками в 1907 году, одним из организаторов которых был и Рерих.[9] Спустя годы Нестеров уже скептически об этом пишет, но для нас здесь важен факт высочайшей оценки Рерихом творчества художника. В высказываниях Рериха всегда звучит глубокое понимание той важной роли, которую сыграл Нестеров в развитии руского искусства. «Ведь Куинджи, Шишкин, Репин, Суриков, Нестеров, Васнецов – все это было и близким, и поучительным», – писал Николай Константинович в одном из своих очерков.[10]
Стремясь вернуться на родину, Рерих обращается с письмом в том числе и к Нестерову: не получив на него ответа, он спрашивает об этом письме у своего брата Бориса. К сожалению, ни о содержании письма, ни о времени его отправки сказать что-либо конкретное не представляется пока возможным. Но так как запрос к брату Борису относится к январю 1943 года, то можно предположить, что если письмо и застало Нестерова, который умер 18 октября 1942 года, то уже в очень болезненном состоянии.
Подводя итог этим скупым сведениям о личных отношениях между Нестеровым и Рерихом, можно сделать вывод, что тесной дружбы между художниками не было, их отношения носили больше приятельский и деловой характер. Но, помимо личностного, в истории существует родство творческое, более общее и явственнее проявляющее себя во времени. Как писал еще в начале века М.Фармаковский, сравнивая Нестерова и Рериха: «...они, столь различные, роднятся одним чувством – чувством преданности своему Святому искусству».[11]
Вслед за исследователями русского искусства конца XIX – начала XX века, упомянутыми выше, попытаемся теперь поближе рассмотреть взаимодействие творческих процессов двух стоящих рядом в истории живописи великих мастеров, один из которых стал, по словам Г.К.Вагнера, «последним большим художником Серебряного века».
