Человечество так и погибло бы в безумии самоуничтожения, если бы не Духовная Революция, произошедшая в России. Она явилась многим тем, что мы сегодня называем Серебряным веком русской культуры. Два понятия дают ключ к пониманию этого феномена – Преображение и Красота.
Народ, как и личность, тоже развивается принятием в свою душу идеала как энергетической «сверхимперической, вышеумной духовной сущности, которую подвигом художественного творчества всей жизни надлежит воплотить, делая тем из жизни – культуру».[1.276] Крестившись, Русь получила и некий символ живой веры, сделавшийся первой сущностью ее младенческой души. Это и была София, Образ которой узрел в иных мирах Св. Кирилл. «Около этого небесного образа выкристаллизовывается Новгород и Киевская Русь... - писал Флоренский, - Около Софийного храма, около древнейших наших Софийных храмов, обращается рыцарственный уклад Киевской Руси».[1.280] Вл.Соловьев считал, что не от Византии приняли наши предки Софию, что «это дело нашего собственного религиозного творчества». «Это Великое, царственное и женственное Существо, - писал он, – ...кто же оно, как не... высшая и всеобъемлющая форма и живая душа природы и вселенной, вечно соединенная и во временном процессе соединяющаяся с Божеством и соединяющая с Ним все, что есть».[6.577]
Прочувствованный нашими предками смысл этого Образа прекрасно совместился с интуициями русской народной религии земли как последней заступницы, основная категория которой – материнство. Бердяев пишет: «Богородица идет впереди Троицы и почти отождествляется с Троицей. Народ более чувствовал близость Богородицы – Заступницы, чем Христа».[12] Так было во младенчестве его, когда высокодуховная женственная Сущность, назовем ли мы Ее Софией, или Богородицей, или Матерью Мира, или Мировой Душой, взяла под Свой покров душу зарождающегося народа. Этот грандиозный Фокус женственного полюса Космического Магнита напитывал растущую душу Своими энергиями, готовя ее феноменальную восприимчивость. И когда для русского народа приходит пора мужественного самоосознания и духовного самоопределения, пора создания государственности, проявления всего своего активного творчества в искусстве, в науке, в развитии хозяйства и быта, эта женственно восприимчивая душа получает мощный импульс к жизненному творчеству. Этот импульс был дан ей подвигом жизни Преподобного Сергия Радонежского (1314-1392 гг.).
Преподобного Сергия Радонежского
«Преподобный Андрей Радонежский иконописец прозванием Рублев, писаше многие святые иконы, чудны зело и украшены», вот ему и заказал крестник Св. Сергия кн. Юрий Звенигородский написание икон, получивших впоследствии название Звенигородского чина. Эти три иконы поражают нас своим воздействием. Особенно выделяется Спас. Этим великим произведением Рублев внес в канон нечто совершенно новое. Это новое заключено в очеловечении Божества. Спас милостив и добр, благодаря своеобразию черт и композиции, из-за почти непередаваемой индивидуальности выраженного в нем чувства, он обратил свой взор к людям. Мастер надели Его русскими чертами. Есть разные версии – почему художник очеловечил Божество и придал Ему русские черты. Мы ведь знаем, что в написании образов надлежало следовать канонам, которые были освящены традицией. В этой традиции творил и Андрей Рублев, наделить Спаса чертами человеческой личности для него было бы нарушением Святыни, немыслимым святотатством. Тем не менее, мы согласны с Н.А.Деминой, утверждавшей, что в Звенигородском Спасе Рублев воплотил «мечту об идеальной личности, которую русские люди искали и находили в собственной среде». Этой личностью и является Преподобный Сергий.
Поразительно, как исследователи не замечают сходства Спаса с изображением на покрове гробницы Преподобного, о котором известно, что оно передает портретное сходство. Вот как его описала Н.А.Демина: «Рот энергично сжат, несколько косо поставленные глаза сближены и полны проницательной сосредоточенности. Своеобразный очерк лба, неширокий склад лица с несколько выдающимися скулами, сближенность глаз и их неодинаковый разрез, разность рисунка бровей, асимметричность носа, бороды и всех черт лица и головы с массой волос. Во всем облике большая сдержанность и собранность для целеустремленного действия, и в то же время большая широта души, что-то мужественное, но не строгое. <...> Художника, создавшего этот образ Сергия весьма вероятно, Рублев знал, быть может с ним сотрудничал».[13] Сходство этих двух образов большое. Вот описание Спаса, данное В.А.Плугиным: «Тяжелая шапка волос перевешивает справа. И чтобы найти контакт между изображением Божества и молящимся, чтобы чудесные глаза Спаса смотрели не в сторону, а согрели своим теплом склонившегося перед иконой человека, иконописец сдвигает вправо зрачки. Взгляд немного искоса...»[14] Нам хорошо видно, что вправо, к переносице чуть заметнее сдвинут зрачок правого глаза! Это уже деталь портретного сходства. Художник должен был встретить в жизни этот «навсегда приковывающий взгляд», чтобы с такой волшебной убедительностью перенести его на изображение.
