Если об ощущениях атома-духа К.Э.Циолковским написаны многие десятки (если не сотни) страниц, то понимание им мышления, разума остаётся практически без пояснения. Это один из самых парадоксальных моментов космической философии и её этических аспектов: ключевое понятие космического разума оказывается в ней буквально «подвешенным в воздухе». Оно так и остаётся метафорой. Трудно избежать впечатления, что здесь мы сталкиваемся с каким-то серьёзным концептуальным разрывом в космической философии, заполнить который нельзя ничем, кроме измышлений. Во всяком случае, в понятие разума исследователи и читатели К.Э.Циолковского вкладывают каждый своё собственное, притом совершенно интуитивное содержание. Но поскольку этические нормы и оценки определяются у К.Э.Циолковского именно разумом, не оказываемся ли при их анализе в положении буквально безвыходном? К счастью, это не так. Разум остаётся неизвестным, но практическим критерием разумных, т.е. моральных, по К.Э.Циолковскому, поступков. Понятие же разума остаётся неким символом, или метафорой, которую можно наделять по желанию целым спектром смыслов.
Всех, кто изучает космическую концепцию К.Э.Циолковского, не может не поразить её необычность, резкое отличие от других подобных концепций. Наибольшее потрясение производит, конечно, буквально бросающееся в глаза несоответствие между целью – достижением вселенского счастья – и жёсткими, чудовищными, с нашей точки зрения, этически неприемлемыми средствами её осуществления (преобразование природы и человека, уничтожение низших форм жизни и т.п. для того, чтобы атомы-духи могли бы пребывать как можно дольше в состоянии «блаженства»). Это противоречие исследователи космической философии пытались осмыслить по-разному. C начала неудобные моменты этики К.Э.Циолковского замалчивали, относили с большим сожалением к «ошибкам» мыслителя или интерпретировали таким образом, чтобы избавить К.Э.Циолковского от критических замечаний. Например, И.А.Кольченко считал, что «основной заботой мыслителя» было «стремление сделать конкретного человека со всем многообразием его «страстей» счастливым и в то же время не навязать ему какой-либо противоестественной умозрительной системы этики…»[6]. Стремление сделать человека счастливым считала смысловым центром этической концепции К.Э.Циолковского также И.А. Губович[7]. Эти интерпретации очевидным образом противоречат многочисленным и совершенно недвусмысленным высказываниям К.Э.Циолковского о том, что цель человека – обеспечить «счастье» и «блаженство» атомов-духов. Счастье человека оказывается вторичным в этике К.Э.Циолковского по отношению к ощущениям атомов-духов. Но не является ли такая идея как раз примером «противоестественной умозрительной» этики?
Затем этическая система К.Э.Циолковского, включая намеченные им проекты преобразования мира и человека, стала излагаться с достаточной полнотой. Её уязвимые идеи и принципы получили адекватную оценку. В этом отношении особенно выделяется исследование В.М.Мапельман[8]. Автор вполне согласен со следующим выводом: «я думаю, что ценность утопии Циолковского для нас чрезвычайно высока. Высока именно своим отрицательным результатом. Ведь претворённые в жизнь этические построения Константина Эдуардовича… превращаются в кошмар, угрожающий людям. Описание жизни, уготованной человечеству, вызывает в лучшем случае недоверие, в худшем – неприятие»[8]. Именно нравственное прогнозирование, справедливо считает В.М.Мапельман, «в состоянии помочь ответить на вопрос: будет ли дальнейшее разумное освоение и преобразование космоса всеобщим благом или злом? Никакая степень материального благосостояния не способна освободить общество от нравственных пороков, ибо моральные принципы и поведение, на них основанное, не является автоматическим приложением к уровню научно-технического и интеллектуального развития. Попытки же создания идеального общества, в котором господствует стерильная мораль, ведут к господству диктата, к аморализму»[8].
Вполне разделяя цитированные оценки, автор хотел бы понять, как возможна столь своеобразная этическая система. Выявляя некоторые противоречия, антиномии и «болевые точки» этики К.Э.Циолковского, следует пойти в её анализе хотя бы немного дальше, чем это было сделано раньше. Автор, конечно, не тешит себя надеждой найти на поставленный вопрос лёгкий, простой и для всех приемлемый ответ. Но можно попытаться нащупать подход к поискам такого ответа, который послужил бы разгадкой одной из «тайн» этической концепции К.Э.Циолковского.
Социокультурные истоки этики К.Э.Циолковского
К.Э.Циолковский считал, что источником моральных норм является Вселенная. По его широко известным словам, надо истинную мораль «извлечь из естественных начал Вселенной, из её общих законов и сделать её, таким образом, убедительной и приемлемой всеми людьми»[1]. Некоторые исследователи, развивая эту мысль, представляют этику К.Э.Циолковского как стройное учение, логически вытекающее из одного или нескольких исходных принципов[7]. По мнению автора, такая оценка является неоправданным упрощением. На самом деле основания этики К.Э.Циолковского отнюдь не сводятся к одному-двум принципам. Они довольно гетерогенны, а вывод этических императивов у К.Э.Циолковского происходит вовсе не по правилам сегодняшних этических концепций.
