Чтобы понять, почему при срединном положении между Востоком и Западом русский человек чувствует свою сориентированность на Запад, важно обратить внимание на то, что он считает для себя достойным. В традициях христианской культуры человеческое достоинство традиционно испытывалось Властью, Любовью и Знанием. Именно эти три начала лежали в основе мироздания, по Данте: divina potestate — Высшая Власть, somma sapienza — в переводе М.Лозинского, «полнота Всезнания» и primo amore — Первая Любовь — описывали триединого Бога в надписи на вратах Ада:[14] Высшая Власть Бога-отца, полнота Всезнанья Бога-сына и Первая Любовь Святого Духа.[15]
Именно Власть, Знание и Любовь Кампанелла называл чертами человека, отражающими природу как первообраз всего сущего. А Пико делла Мирандола, полагавший естественным для человека стремиться к высшему и проникать в сферу божественного, обращал внимание на то, что первые места там занимают Серафим, горящий в огне Любви, Херувим, блистающий великолепием Разума, и Трон, хранящий твердость судьи. Мирандола считал возможным для человека стать равным каждому из этих существ в земной жизни: «... если, освободившись от дел, мы предадимся созерцанию на досуге, постигая творца в работе, а работу в творце, то засверкаем светом херувима (...). Если только загоримся истребляющим огнем любви к творцу, то вспыхнем внезапно в образе серафима (...). Если, предавшись деятельной жизни, мы примем на себя справедливую заботу о низших, то укрепимся стойкой твердостью трона»[16] В то же время, из слов Мирандолы следует, что в земном существовании невозможно гармоничное сочетание всех трех начал в человеке. Ибо вряд ли возможно одновременно и предаваться деятельной жизни, и созерцать на досуге.
Ренессансный взгляд на человека как на воплощение божественных начал предполагал, что в нем должно быть заложено каждое из них. Человек достойный, доблестный, обладающий качеством, которое итальянцы определили понятием вирту (virtu), сохраняющемся в корне слова современного русского слова виртуоз, — то есть совершенный в чем-либо, — должен был стремиться к тому, чтобы эти начала соединялись в нем, не соперничая, а подкрепляя друг друга. Если одно из начал становилось в человеке доминирующим или абсолютизировалось им, то это либо делало человека смешным, либо приводило к трагедии.
В стремлении к Власти, Знанию и Любви важно было знать или чувствовать меру в ее ренессансном, связанном с понятием гармонии и грации смысле. Земным испытанием человека была способность его добиться гармоничного сочетания всех трех начал и устремлений, подобно тому, как они сочетались в Божестве.
Как в произведении Пушкина состоялся разговор о проявлении человеческого достоинства в Любви, мы видели на примере «Каменного гостя».
Магистральный сюжет испытания человека Властью был разработан Пушкиным в «Борисе Годунове», текст которого долгое время выдерживает амбивалентную позицию в отношении причастности царя к убийству царевича Дмитрия.
Еще один магистральный сюжет мировой литературы — испытание человека Золотом. Если испытание Властью, Знанием и Любовью является Божественным, то испытание Золотом, поистине, дьявольское. В ряду произведений словесного творчества, воплотивших и разрабатывавших этот магистральный сюжет, оказываются те, которые утверждают гибельность, которую несет с собой Золото (произведения, разрабатывающие мотив Золотого яблока раздора; мотив клада, приносящего как радости, так и гибель (англосаксонский эпос «Беовульф» и клад Нибелунгов); золото, несущее смерть, в рассказе продавца индульгенций из «Кентерберийских рассказов» Дж.Чосера); и произведения, исследующие губительное воздействие Золота на человечность Человека ( миф о царе Мидасе, его воплощение в «Метаморфозах» Овидия, разработка образа скупца Ж.-Б.Мольером, А.С.Пушкиным, Н.В.Гоголем, О. де Бальзаком,
Ч. Диккенсом).
«Скупой рыцарь», был начат Пушкиным в 1826 году, а закончен в 1830, когда во Франции Оноре де Бальзак опубликовал своего «Гобсека». Опубликован «Скупой рыцарь» был только в 1836 в первом номере «Современника».
Тема власти золота над человеком была запечатлена в плавтовской «Кубышке», многократно разрабатывалась в словесном творчестве и была актуальна повсеместно. При создании произведения Пушкин, как известно, читал «Драматические сцены» Барри Корнуолла, а несколько лет спустя оставил свои замечания о многосторонности шекспировского Шейлока в отличие от мольеровского Скупого, который «скуп — и только». Сопоставив два возможных варианта разработки образа, — шекспировский и мольеровский — Пушкин предлагает свой, усложняя ситуацию: сделав Скупого — рыцарем, столкнув типологию поведения скупца с кодексом рыцарской чести. В этом Пушкин шел за логикой развития рыцарского романа, который будучи учредителем кодекса рыцарской чести, сам же стал его критиком и тем исчерпал свое жанровое содержание.
