В 1893 году поступил в военное училище в г. Вильно, которое окончил в 1895 году. Вошел в полк, стоявший в Риге, где служил до начала мировой войны. За это время дослужился до чина капитана. Будучи человеком без связей, без средств, я знал, что большого продвижения по службе сделать не смогу, и единственным средством продвинуться по службе для меня было окончить академию генерального штаба. Я задался целью окончить академию. Несколько лет готовился, но такие препятствия, как болезнь, а затем русско-японская война, задержали осуществление этой цели. Я был отправлен для держания предварительного экзамена в г. Вильно только в 1906 году, во время происходившего в Латвии революционного движения. Перед самым моим отъездом в Вильно от меня ушел мой вестовой (дальше в тексте неясное слово – О.С.), унеся с собой два моих револьвера. Я доложил об этом начальству и уехал.
Когда я окончил экзамены и выдержал первым, то получил приказание вернуться в полк. Вернувшись в полк, я узнал, что мой вестовой арестован, что он был причастен к революционному движению. И распоряжение о моем возвращении в Ригу было сделано начальником дивизии, который распорядился также к дальнейшему экзамену в г. Петрограде меня не допускать. Я пошел к нему объясняться, но увидев бесполезность моих доводов и объяснений, решил подать на него жалобу командиру корпуса. Командир корпуса не обратил никакого внимания на мои объяснения, а за подачу "безосновательной жалобы" приказал посадить на две недели под арест. Тогда я решил идти дальше и подал жалобу на командира корпуса командующему войсками. Но и он оказался предупрежденным и моей жалобе не придал никакого значения.
Время было упущено. Вместо академии я был посажен на две недели под арест и (шанс) был потерян. В течение года был суд над группой революционеров, в которой участвовал (в качестве) свидетеля. Суд показал начальству, что я в этом деле не замешан, между тем я не был допущен в академию потому, что начальство подозревало меня в участии в революции. После этого я еще два раза ездил держать экзамены в Вильно и в Петроград. В Вильно я выдержал, но в самой академии меня проваливали, и как мне стало известно впоследствии, лишь потому, что я подавал жалобы па высокое начальство.
В самом начале мировой войны в 1914 году я был ранен и взят немцами в плен. В плену пробыл 4 года и 4 месяца. По возвращении из плена вернулся в Ригу, где у меня была оставлена квартира со всем имуществом. Все оказалось разграбленным немцами. Кроме того, я лишился также всех прав, приобретенных прежней службой. Имея пятый десяток лет, пришлось начинать жизнь снова. А так как я не знал государственного языка, то не мог получить места, и пришлось взяться за поденную работу. Вскоре я сделался маляром и несколько лет занимался малярными работами. Потом я женился. У моей жены было недвижимое имущество по ул. Кулдигас, состоявшее из сада и нескольких малых и старых деревянных домиков. Оно было разорено войной, было в запущенном состоянии и не приносило никакого дохода. Я взял на свои плечи имущество с тем, чтобы привести его в порядок и с этого жить. Я работал по 14-15 часов в сутки один, без помощников и наемных рабочих, ибо нанять было не на что. Исполнял все работы сам и работал как плотник, маляр, столяр, кровельщик, штукатур, садовник и так дальше. Я носил на себе строительный материал с ближайших заводов, чтобы сберечь лишний лат. В несколько лет я привел в порядок квартиру, и мы могли с женой и приемной дочерью с этого жить. В свободное время я занимался изучением восточной философии и начал писать по этим вопросам книги. Первая моя книга "Основы миропонимания Новой Эпохи" вышла в 1934 г., второй том – в 1936 г., третий том – в 1938 г.
С наступлением кризисов жить становилось все труднее. Ремонты старых домиков не оправдывались. 15 лет я промучился с ними, в конце концов, их пришлось сломать, грунт разделить и, оставив себе небольшой участок, все продать, а на вырученные деньги построить большой дом, который мог бы давать средства к существованию; Такой дом был построен: в 1939 году, но в следующем году по занятию Латвии советскими войсками был национализирован. Таким образом, я два раза в своей жизни выбился из нищеты и создал как материальные, так и духовные ценности, которые в настоящее время еще не оценены.
На этом месте прервем автобиографию, написанную рукой самого автора (стилистика оставлена без изменения – О.С.) и дополним его рассказ деталями, что сохранила память рижан. Им было в ту пору семь – четырнадцать лет, и дети запомнили и свои впечатления, и рассказы родителей.
Супруга Клизовского, Алма Георгиевна Риббе, родом из прибалтийских немцев, была старше своего мужа на девять лет. Была она темноволосой, невысокого роста, ровного нрава и отличалась большим трудолюбием. Как и когда они познакомились – сведений нет. Вполне возможно, что один из ее ветхих домиков потребовал ремонта, и кто-то порекомендовал Александра Ивановича как мастера на все руки. Но есть свидетельство, что предложение он сделал ей вполне в духе офицера – с места в карьер. Однажды, как позже рассказывала госпожа Алма соседке, она шла по улице, спеша куда-то. Александр Иванович, завидев ее, догнал и сказал: "Не могли бы вы стать моей женой?" От такого кавалерийского наскока она слегка опешила, но быстро нашлась и ответила в том же духе: "Хорошо, но только сразу". Спустя какое-то время они поженились, видимо, это произошло в середине двадцатых годов. Оба в ту пору были уже немолодыми людьми. Трудно сказать, вынашивали ли супруги мысль взять в дом ребенка или же она возникла спонтанно. Известно лишь, что у госпожи Новицкой умерли знакомые, и их дочь Глафира попала в детский дом. Госпожа Шичко уверяет, что девочка родилась 14 декабря 1923 года, и в 1929 году, когда ее удочерили, ей было шесть лет. Все остальные очевидцы тоже сходятся на этой дате рождения девочки. Но почему-то в анкете арестованного Александр Иванович указал год рождения приемной дочери как 1914.
